Замолчи, визгливый поросенок.

Наконец судья Тейлор увидел ее и сказал: Да это, кажется, Кэлпурния? Элегантность, ухоженность, хороший вкус, аккуратность и изысканность одежды создают энергию, привлекающую Творцатство. Мальчик дал ему письмо, сказав лишь, что получил его от одной старой леди, которой не знал и которая не велела ему ждать ответа. Предположит, что она не полезла в петлю, не наглоталась таблеток, то есть не закрепила свои эмоции поведением.
И в чем же состоит это простое объяснение? С этой минуты мое душевное состояние изменилось, оковы души распались, и все мои силы освободились; от прежней скованности осталась лишь саднящая боль, которую может излечить только время. Прямо глаз в глаз, к голове голова.
Значит, вся современная наука, утверждающая, что эмоция вторична, терпит крах, когда сталкивается с восточными мистическими учениями и религиями. Тогда я воскликнула почти в отчаянии: Пошли мне хотя бы новое место! В это время зазвонил колокол к ужину, и мне пришлось сойти вниз. Благословен великий океан. Но, косы за плечи бросая. Именно в таких случаях и следует говорить. Она не пойдет по этой тропинке дальше, ни на шаг, иначе можно забрести в непролазные дебри.
Неужели здесь ктонибудь живет? — спрашивала я себя. Вы приехали сюда на жительство, мисс Клак? спросил он, взглянув на мой мешок.
А затем — раскаяние, пронзительная услада искупительных рыданий, пресмыкание любви, безнадёжность чувственного примирения… Та из двух девочек, что была покрасивее (Мабель, кажется), в коротких штанишках, в бюстодержателе с бридочками, которому нечего было держать, и такая ярковолосая (нимфетка, клянусь Паном! ), пробежала обратно, уминая в руках пустой бумажный мешочек, и пропала из поля зрения зелёного сего козла, зайдя за фронтон виллы г-на и г-жи Гумберт. Юность - май цветущий, старость - листопад. Равнодушие — это отречение от любви и от чувства единства с другими. Моя доброта не замедлила вызвать в тебе волнение, твое лицо стало мягким, твой тон нежным; мне нравилось, когда твои губы с благодарной радостью произносили мое имя. У нее были более нежные черты и цвет лица несколько светлей (мисс Ингрэм была смугла, как испанка). - чтоб женился, - говорит.
Он очень хотел взяться за английский всерьёз, чтобы хоть чутьчуть понимать говорящие поанглийски телеканалы и радио, читать газеты и поддержать какойнибудь разговор. Написала все это ахмадулина. И возникновение кучки Творцатых людей, которые завладели почти всем Творцатством страны, является закономерным результатом непонимания того, что такое истинная демократия, почему появился социализм, что сейчас происходит в мире и что нужно делать для того, чтобы часть вырвавшихся вперед лидеров не уничтожила отставших, а вместе с ними и себя.
Он мне точно скажет, прямо сейчас! Нет, записки мои ценны только в одном отношении — с точки зрения людского приговора. Мы вновь и вновь прошли через всю гамму американских придорожных ресторанов, от простецкого Ешь! с его оленьей головой (помню тёмный след длинной слезы у внутреннего угла стеклянного глаза), будто бы юмористическими цветными открытками с задницами, немецкого курортного типа, бумажками оплаченных счётов, посаженными на кол, леденцами в виде лилипутовых спасательных кругов, чёрными очками на продажу, рекламно-небесными видениями разных родов мороженного по стенам, половиной шоколадного торта под стеклом и несколькими отвратительно опытными мухами, извилисто и быстро ползущими по липкой сахарной сыпалке на мерзком прилавке; и до самого верхнего разряда, до дорогого кабарэ с притушенным светом, уморительно жалким столовым бельём, нелепыми официантами (бывшими каторжниками или подрабатывающими студентами), гнедой спиной киноактрисы, соболиными бровями её хахаля, да оркестром, состоящим из стиляг с саксофонами. Сочту их заслугой своей.
Она жалась поближе к мамаше Коста, а Пантелеймон, желая подбодрить девочку, обернулся леопардом самого внушительного размера, на какой только был способен. От того, как Стёпа это сделал, Мише тоже захотелось пить. Мост этот был продолженьем рельс, видимых из окна Ганина, и Ганин никогда не мог отделаться от чувства, что каждый поезд проходит незримо сквозь толщу самого дома; вот он вошел с той стороны, призрачный гул его расшатывает стену, толчками пробирается он по старому ковру, задевает стакан на рукомойнике, уходит, наконец, с холодным звоном в окно, и сразу за стеклом вырастает туча дыма, спадает, и виден городской поезд, изверженный домом: тускло-оливковые вагоны с темными сучьими сосками вдоль крыш и куцый паровоз, что, не тем концом прицепленный, быстро пятится, оттягивает вагоны в белую даль между слепых стен, сажная чернота которых местами облупилась, местами испещрена фресками устарелых реклам.
http://ryan-fredrick.blogspot.com